России нужна не политкорректность, а терпимость

15 ноября 2010 года в Институте философии РАН состоялось четвертое заседание семинара Центра аналитической антропологии «Общество меньшинств: политкорректность в современном мире». С основным докладом на етму политкорректности выступал Леонид Ионин, со-додкладчиками стали академик РАН, директор Института философии РАН А.А. Гусейнов и доктор политических наук, ведущий научный сотрудник Института философии В.С. Малахов. Вел заседание российский философ,доктор философских наук, профессор, заведующий сектором аналитической антропологии Института философии РАН Валерий Подорога. Русский журнал побеседовал с Валерием Александровичем на тему политкорректности в России.

* * *

РЖ: На Западе сегодня повсеместно критикуется политкорректность. Многие говорят о ее кризисе. Как вы полагаете, возможно, политика политкорректности нуждается в защите, как важная составляющая западной культуры?

Валерий Подорога: Думается, термин политкоррекность нуждается в некотором уточнении: быть корректным, это значит быть вежливым, предупредительным, интеллигентным; но в то же время быть точным, предсказуемым, и, наконец, быть способным к коррекции (исправлению) собственного поведения. Возможно, последнее – главная черта полит-корректности, т.е. изменять правила правильного поведения в зависимости от политической ситуации.

Действительно, сейчас во многих зарубежных книгах и статьях обсуждается идеологема политкорректности. Но зачастую критика этой идеологемы затмевает главное в ней. Политкорректность – это эволюционно-культурное понятие. Запрос на него шел от тех массовых слоев общества, где противоречия особенно сильны.

Но, когда это понятие заимствовали высшие слои, так называемые элиты, оно превратилось в орудие манипуляции по отношению к тем различиям, которые существовали, существуют и будут существовать в каждом обществе. Поэтому здесь мы попадаем в странную ситуацию. С одной стороны, политкорректность – это признание Другого и наших с ним различий, это уважение границ между людьми (национально-этнических, политических, религиозных и пр.), это отстаивание универсального принципа человеческого равенства, о котором мечтали все просветители. Но, с другой стороны, обнаруживается паразитарный характер политкорректности, ее искусственность и очевидная двусмысленность, чем, кстати, не перестают пользоваться правительства, общественные структуры, религиозные и политические лидеры, бизнес-корпорации, университетское сообщество и так далее.

От первого общекультурного образа политкорректности нельзя отказываться, поскольку он участвует в снятии глубинных противоречий современ
3dc2
ного общества. Но именно этот образ становится жертвой другого образа политкорректности, который стал сегодня идеологией лицемерия. По замыслу политкорректность должна была заместить традиционный тип западной этики, именно в силу неспособности последней изменяться, сохранять в новых условиях веру в высшие человеческие ценности. Упадок веры заменен чисто внешним, показным поведением человека, следующего определенным нравственным правилам, которые изменяются в зависимости от политической ситуации. Не быть, а казаться.

РЖ: Современное общество становится все более сложным. Как управлять этим обществом? Есть ли какие-то механизмы ликвидации тех противоречий, которые грозят обществу разрушением?

В.П.: Г-жа Меркель, канцлер Германии, весьма неожиданно признала, что предыдущая западноевропейская миграционная политика была ошибочной, и что обострившиеся за последние годы противоречия в немецком обществе, больше не могут быть «замазаны» лживой формой политкорректности. Но как ответить на вызовы времени, не допуская углубления противоречий, – это, действительно, проблема, и серьезная! Западные страны просто не знают, что делать с потоком не поддающихся ни интеграции, ни ассимиляции мигрантов. Пока власти западных стран частично закрывают границы, сокращают миграционные квоты, вводят запреты, провозглашают новые требования к негражданам. Однако, на мой взгляд, эффективной миграционной политики так и не выработано. Как это ни парадоксально, но западное общество и наше постсоветское, усложняясь, упрощаются. Требуются простые решения, но именно их и труднее всего принять, поскольку они затрагивают слишком многие интересы. Заметный распад политкорректных норм в западном обществе требует от правительств принятия новых решений. Непринятие же их, оттягивание, грозит социальной катастрофой.

РЖ: Можно ли утверждать, что политкорректность есть и в российском обществе? Если да, то столь же она лицемерна, как и западная? А если ее нет, то нуждается ли российское общество в ней?

В.П.: Природа западной политкорректности связана с традиционным протестантским ханжеством, которое белые англосаксы установили для себя в качестве нормы публичного поведения. Телесным выражением этой нормы в американских обществах стала постоянная улыбка, известная формула: keep smiling. Человек не должен выказывать недовольство жизнью в глазах других, т.е. нарушать границы политкорректного поведения. Для другого – у него все замечательно (как бы ни было плохо). Как будто политкорректность оберегает «чувства» других, на самом деле она должна сделать нас неуязвимыми в конкурентной схватке. Такова скрытая логика политкорректного поведения на Западе.

Мы же живем на Востоке, в стране, в которой никто не доволен жизнью, которую многие из ее граждан очень не любят. Не отсюда ли наша открытость, «искренность» и откровенность в повседневном поведении? Мы не нуждаемся в лицемерии и ханжестве западной политкорректности. Да у нас и нет ничего подобного. Наше массмедийное сообщество критикует общество и власть столь упорно и без какого-либо снисхождения, что лишает и себя надежного будущего. Теперь у нас общество «без стыда и совести», освобожденное от всякой моральной ответственности, – от тех ценностей, которые позволяли людям выживать и при тоталитарном режиме, не теряя человеческого достоинства.

Только в семье (среднего достатка и не совсем еще уничтоженной) сохраняются ценности, без которых нельзя стать разумным и ответственным гражданином. Политкорректность – это временная этика, относительный набор правил поведения на сегодняшний день. Что можно и нельзя делать, как, где и что говорить, – все это облекается в «правильную» форму поведения, которая постоянно меняется. Правда, в России сегодня политкорректными можно назвать лишь те формы поведения граждан, которые устраивают правящий политический класс. Замечу, чье общественное поведение пронизано невиданным ранее нигилизмом. Взять хотя бы проблему пробок…

РЖ: Валерий Александрович, вы, наверное, слышали такой анекдот. Как-то один человек говорит другому: все меня в городе знают, и водители буквально обращаются ко мне по фамилии. Другой говорит: да ты что? Ну, расскажи. – Да я тут переходил дорогу, и водитель чуть меня не сбил, но когда он вышел из машины, сказал: для вас, козлов, переходов понастроили, а вы по шоссе бегаете. Вот так по фамилии и на «вы». Не кажется ли Вам этот случай некой иллюзией политкорректности? Может быть, те, к кому политкорректность должна проявляться, просто выдают желаемое за действительное?

И вернемся к пробкам. Не является желание нового мэра Москвы разобраться с «пробками» примером того, что государство тоже может развивать политкорректность?

В.П.: Может ли одной из норм российской политкорректности стать, например, пропуск водителями пешеходов на зебре? Отвечу: да, водители стали пропускать… Правда, этому есть и совсем не «нравственное» объяснение, – стояние в «пробках», о которых вы упомянули. Раз уже стою, то почему не пропустить…

Я не знаю, насколько разумна программа по борьбе с «пробками», предложенная новым мэром, не знаю, чем это всё кончится. Я также не знаю, насколько это управляемый процесс, но в любом случае с «пробками» что-то нужно делать. «Пробка» – это явление законченно антиобщественное, она не только стирает различия между людьми, но и подавляет, репрессирует, утомляет, уродует, извращает, обманывает, ставит ловушки и т.п. Это так ожидаемо, когда водитель, разъяренный стоянием в «пробке», стремится ее «объехать», и при этом кого-то сбивает или, не поделив дорогу с другим водителем, решает его пристрелить. При такой уничтожающей, почти криминальной силе «пробок», все население мегаполиса потенциально становится их жертвой. «Пробка» забирает у нас бесценное время позитивной человеческой энергии.

Помнится когда-то заметное место в экономике социалистического дефицита занимала очередь (очередь-зачем-угодно). В чем же отличие «пробки» от «очереди» на эволюционной шкале постсоветского развития? На первый взгляд отличий нет. Пробка – это та же очередь, но дефицитом выступает теперь свободное пространство; вместе с машиной надо покупать и время поездки, и дорогу, и место назначения. Иномарка – знак благосостояния, престижа, потребительского нарциссизма, но и верный способ заманить вас в «пробку», и оставить там навсегда. Такова плата.

Человек в «пробке» – это антиобщественное животное, и вытаскивать его из этой нравственной бездны, конечно, не возможно случайной нормой политкорректности. Как только мы обращаемся к выяснению причин, мы сразу же сталкиваемся с активным классом коррумпированного московского чиновничества, которое и является основным изобретателем метода управления жизнью города с помощью «пробок». Этот класс сделал «откаты», «точечную застройку» и «пробки» неизбежным злом, с которым следует смириться, поскольку иначе управлять нельзя, – такова, вывороченная наизнанку, мораль правильного поведения (политкорректного). Хотелось бы обратить внимание на нашу рабскую привычку к плохому, — «менее плохое» часто воспринимается как «очень хорошее». Вероятно, и «жизнь по понятиям» может восприниматься отдельными прослойками общества как вполне политкорректное поведение.

РЖ: Хорошо, а созрело ли российское общество для политкорректности? Если нет, то сколько еще осталось?

В.П.: Слово «созреть» здесь не очень удачное. Наше общество не «созревает», а эволюционирует, и, естественно, сталкивается с громадным количеством новых проблем, к решению которых часто не готово. Власть – часть общества, она учится управлять в новых условиях; она не в силах решать проблемы не только потому, что она с ними никогда прежде не сталкивалась, но и по тому способу, каким она хочет управлять, а он, как известно, чисто азиатский, авторитарный и «ручной». Самые трудные проблемы задним числом кажутся разрешимыми, но в момент столкновения с ними они непреодолимы.

Когда мы сегодня судим 1990-е годы, мы забываем, что тогда люди просто не понимали, что вообще происходит, и действовали «по умолчанию», по сути дела не соотносясь ни с какими законами гражданского общества. Даже то жалкое «гражданское общество», которое с трудом выжило в брежневско-горбачевскую эпоху, было сразу уничтожено новым, еще более радикальным социальным неравенством (становление авторитарно-олигархического режима). Вот одна из причин, почему мы не можем действовать с помощью западной политико-идейной рецептуры. Мы – другие, просто потому, что живем плохо и даже не знаем, как жить дальше…

Оторвавшаяся от общества правящая прослойка должна, если это еще возможно, прийти в себя и прекратить гражданскую войну. Демократизации – одно из следствий восстановления гражданского мира. В стране, в которой живут все, не должно быть врагов. Власть должна апеллировать к Разуму («здравый смысл»), а не к своему временному праву на власть, т.е. быть открытой, понятной, наконец, доступной для общества.

РЖ: Спасибо… А какие проблемы политкорректности, на Ваш взгляд, беспокоят сегодня российское общество?

В.П.: На бытовом уровне проблем множество. Политкорректность – это, может быть, немного слабый термин для обозначения будущего нравственного развития общества. Если сказать более точно: политкорректность – это возможность выработки общегосударственной этики для общества. Ведь она означает и принятую норму поведения, и институт, закрепляющий ее в обществе, и практику применения для разных слоев общества. На Западе, как мы знаем, политкорректность покоится на формализации традиционного религиозного чувства. У нас этого нет. Хотя межэтнические и религиозные различия сегодня создают базу для сосуществования множества политкорректностей.

Другое имя политкорректности – это терпимость. И это единственное, что, пожалуй, можно отнести к универсалистской этике, примиряющей между собой различные политкорректности. Привычный ряд ценностей иудео-христианской культуры больше «не работает» (или только локально, с большими допущениями). Думаю, что именно терпимость сегодня определяет статус политкорректности в нашем постсоветском обществе.

Не будем, однако, забывать, что как на Западе, так и на Востоке, политкорректность выполняла функцию референции к богатству, экономическому и политическому положению элиты, невольно подчеркивая классовое разделение общества, и его относительное «смягчение» в жесте признания, которым сильный одаривает слабого: ты такой же, как я, только у тебя нет столько денег и столько власти, но разве это главное?!